|
В данном разделе не перечисляется вся иерархия ада, а только та часть, которая связанна с ангелами (одна из многих иерархий падших ангелов). Более подробную информацию о падших ангелах смотрите в разделе: "Падшие ангелы".
Как и среди добрых ангелов, так и среди злых существуют различия.
Ангелы, содержащиеся в узах. Об этих ангелах упоминается в особенности в 2 Пет. 2,4 и в Иуды 6. Все как будто согласны относительно того, что Петр и Иуда имеют в виду одних и тех же ангелов. Петр просто говорит, что они согрешили, а потому Бог низверг их в преисподнюю, поручив их безднам тьмы и сохраняя их на день суда. Иуда же говорит, что грех их состоит якобы в том, что они отвергли свои собственные начальства и свое подлинное
место обитания. Весьма возможно, что Иуда имеет в виду Септуагинту — Втор. 32,8. Бог говорит там, что Он разделил народы согласно числу ангелов Божиих. Предполагают, что Бог назначил одного или более ангелов над каждым из народов. Тот факт, что различные народы находятся под управлением того или иного из ангельских князей, очевиден и ясен в книге Даниила (9,13 и 20 и далее; 12,1). Они оставили свои собственные власти, это может означать, что они стали неверными в исполнении своих обязанностей, однако
более вероятно, что это означает, что они пытались пойти в обладание более вожделенной властью. И то, что они оставили свое истинное место пребывания на небесах и спустились на землю.
Однако популярным является и другое толкование. В Иуды 7 грех Содома и Гоморры как будто уподобляется греху ангелов, связанных цепями. А это может обозначать, что грех этих ангелов являлся каким-то типом грубой безнравственности. Некоторые полагают, что грех Быт. 6,2 — это грех тех ангелов, которые вступили и половое общение с женщинами. Наказание за их грех — Бог низверг их в ад. В Новом Завете выражение «адский мрак» («Тар-тир») встречается только в 2 Пет.2,4, хотя оно появляется
трижды и в Септуагинте. У Гомера «Тартар» — это темное, мрачное место, полом Гадеса. Если порочные люди отправляются в Гадес, то это не значит, что они отправляются в тартар, который является тем местом, где заключены особенно порочные ангелы, которые находятся значительно дальше. Наказание их состоит в том, что они заключены в безднах тьмы, что они связаны вечными цепями и хранятся для суда великого дня.
Ангелы, которые еще являются свободными. О них упоминается в связи с сатаной, вождем их (Мф.25,41; Откр.12,7-9). Порою о них упоминается обособленно об каждом (Пс.77,49; Рим. 8,38; 1 Кор. 6,3; Откр.9,14). Их относят обычно к «начальствам и властям, и силам и господствам», о которых речь в Ефес.1,21, о них еще точнее упоминается в Ефес.6,12 и Колос. 2,15. Главное занятие их состоит в поддержке своего вождя сатаны в его
войне с добрыми ангелами и народом Божиим.
Бесы (общеславянское слово; старослав. ед.ч. Бьсъ, укр. бic,
болг. бяс, бес, сербо-хорв. виjec, словен. без, чеш. bus, польск. bies и т. д.;
исконно родственно литов. baisus, «страшный» и в конечном счёте восходит к
индоевроп. bhoi-dho-s, «вызывающий страх, ужас»; бес — того же корня, что слово
«бояться).
В древнеславянских языческих религиозно-мифологических представлениях злые духи (следы такого употребления термина — в архаичных фольклорных текстах, особенно в заговорах).
Из языческой терминологии слово попало в христианскую традицию, где было использовано для перевода греч. δαiμονες — демоны. В старых церковных поучениях против язычества слово "бес" продолжало использоваться в первоначальном значении "злой дух", хотя категория злых духов расширена за счёт включения сюда старых слав, языческих богов (Перун, Велес, Мокошь и др. называются здесь тоже бесы).
В христианских религиозно-мифологических представлениях бесы — духи зла, антагонисты троицы и ангелов, слуги, воины и шпионы дьявола, «враги невидимые» человеческого рода.
Как сеятели дурных внушений, болезней (особенно душевных расстройств — «беснования») и всякой скверны и порчи, как разрушители социальных связей, с особенной ненавистью относящиеся к браку и строящие против
него всякие козни, бесы сопоставимы со злыми духами различных мифологий, начиная с самых примитивных. Но согласно христианским представлениям, бесы не только опасны, как амбивалентные фольклорные персонажи, но абсолютно злы и не могут быть партнёрами никакого договора, ведущего к добру.
Идейный комплекс «священной войны» против злых духов сближает христианские представления о бесах с иранской мифологией (мотив борьбы с дэвами); но с точки зрения христианства живущее в бесах зло — не свойство, изначально присущее их природе, а следствие ложного выбора их свободной воли. Бесы и сам дьявол — не порождение какой-то иной, неподвластной богу «теневой»
стороны бытия, но создание самого бога, его неверные слуги. Когда-то они были ангелами, но не сохранили «своего достоинства», отпали от бога в акте измены и стали «ангелами сатаны», «ангелами бездны».
В церковно-славянском и русском народном обиходе иногда было принято называть бесами в отличие от добрых ангелов «аггелами», что соответствует орфографии, но не произношению греч. слова c'xγγελος, «ангел».
От своего ангельского прошлого бесы удержали, хотя и в умалённой мере, прерогативы сверхчеловеческого знания и могущества,
поставленные у бесов на службу злу. Помимо не связанности условиями пространства и власти над стихиями, они имеют возможности тонкого проникновения в ход человеческих мыслей и вкладывания в ум и сердце человека нужных им внушений. Но бесы не обладают полным и достоверным знанием о глубинах человеческих душ; тайное решение очень твёрдой и праведной воли имеет шанс скрыться от глаз бесов.
Деятельность бесов как искусителей направлена на всех людей, но с особым вниманием они относятся к монахам, аскетам и пустынникам,
находящимся с ними в отношении объявленной войны (отшельники ранней поры монашества с особым намерением избирали для проживания места, пользовавшиеся наиболее недоброй славой по части «нечистой силы», чтобы сразиться с бесами в самом их гнезде). Уже основатель христианского монашества египетский пустынник 4 в. Антоний Великий стал героем красочных рассказов о преодолении бесовских козней.
Бесы имеют общую с ангелами способность быть невидимыми и являться людям лишь по собственному произволу. Образ, который они принимают, также зависит от их выбора; а так как самая сущность бытия беса — ложь, образ этот — фальшивая видимость, маска. По характерной русской пословице, «у нежити своего облика нет, она ходит в личинах».
Чтобы добиться полного доверия соблазняемого, бесы могут принять образ светлого ангела или даже Иисуса Христа. Явившиеся в этом образе бесы говорят возгордившемуся монаху о его святости и богоизбранности (частый агиографический мотив), а малодушного, напротив, запугивают мнимой неизбежностью его осуждения (итальянская легенда о молодом ученике Франциска Ассизского, которому учитель велел ответить сверхъестественному посетителю простецкой,
намеренно грубой бранью, после чего Лже-Христос исчез с сильным шумом и серным запахом).
Считается, что видения, инспирированные бесы, вызывают тяжёлое чувство смущения и тоски или, напротив, судорожной весёлости, которыми они сопровождаются (обычный симптом видимой или невидимой близости беса — тошнота, ср. название беса в русском фольклоре — «тошная сила»).
Чтобы вкрасться в доверие, бесы принимают облик реальных отсутствующих людей, напр. друзей соблазняемого (легенда о Феодоре и Василии Печерских). Другие личины нужны бесам для побуждения похотливых чувств, обычно в пустыннике (явления в виде женщин, напр., герою апокрифической повести о Макарии Римском); тоскующую вдову бесы могут навещать и ласкать в обличье её умершего мужа и т. п.
Для позднего западноевропейского средневековья особенно характерны представления о бесах, предлагающих себя для блуда мужчине — в виде женщины («суккуб»), а женщине — в виде мужчины («инкуб»); представления эти не чужды Византии (в «Житии Василия Нового», 10 в., упоминается грех соития с бесом) и Древней Руси («Повесть о бесноватой жене Соломонии», 17 в.).
Третий род личин — гротескные подобия фантастических, уродливых чудищ (огнедышащий змий, псоглавец, «единаок», напоминающий одноглазых киклопов) или животных, либо хищных и опасных (лев, медведь, волк и.т.п.), либо «нечистых» и внушающих отвращение (жаба, ср. Апок. 16, 13, мышь и т.п.). Сюда же примыкают образы чёрного пса, а в Западной Европе — чёрного кота (в порядке ложной этимологии связывавшегося с наименованием
средневековой ереси катаров).
Фольклор часто представлял бесов в обличье иноверцев (иудеев, мусульман) и иноземцев, либо наиболее экзотических («чёрные мурины»,т.е. эфиопы, — постоянное обозначение бесов в старинной русской литературе),
либо, напротив, наиболее известных и одиозных (арабы в византийской литературе, ляхи и литвины в древнерусских текстах). Тёмные фигуры «муринов» являются мучить и томить после смерти человека его душу, вышедшую из тела и страшащуюся неведомого пути.
Наиболее обычный образ беса в народной фантазии и в иконографических традициях православного и католического средневековья совмещает антропоморфные и тероморфные черты, приближаясь в этом отношении к языческому образу сатира или фавна: он тёмен, рогат, хвостат, ноги его оканчиваются копытами, хотя в воспоминание о своей изначальной ангельской природе он имеет крылья (впрочем, в западной традиции это обычно крылья летучей мыши —
ещё одного «нечистого» животного).
Особенно богатой иконография бесов становится на исходе Средневековья. «Дьяблерии» на Западе и аналогичные явления русской фантазии неразрывно связаны с судьбами мировой сатиры. Образы бесов как мучителей грешников в аду у Данте («Божественная комедия»), отмеченные неприкрашенной убедительностью, сохраняют связь с ортодоксальной традицией. В позднейшей литературе необходимо отметить образ чёрта из «Братьев
Карамазовых» Ф.М. Достоевского (и его почти цитатное отражение в «Докторе Фаустусе» Т. Манна), стилизацию апокрифических историй о бесах А.М. Ремизова, декоративное использование «дьяблерии» в «Maстере и Маргарите» М. Булгакова и др.
Более подробную биографию данного существа смотри в разделе «Павший Архангел».
Раздел не закончен! Разработка по этому разделу ведется в данный момент.
|
